Работает он в одной из крупных больниц нашего города. Правда, не медиком, а по хозяйственной части, но не суть. В тот день он пришёл на работу сильно пораньше, чтобы до начала успеть разгрести кое-какие накопившиеся дела, а потом спокойно попить кофейку до того, как начнётся обычная ежедневная суета.
Вот за чашкой кофе его и застал диалог пожилого человека с одним из местных сторожей. Или, как их сейчас принято называть, охранников. Ничего особенного: тот просил пустить его в туалет, а охранник пытался убедить посетителя, что пока в больнице всё закрыто, зато рядом лес, где, как говорится, под каждым вам кустом...
Открыв дверь, Олег махнул дедушке (тому и в самом деле было на вид лет семьдесят) рукой — мол, заходите, пользуйтесь. И спустя некоторое время уже начал было подумывать о том, что надо было просто спокойно допивать свой кофе: уж больно разговорчивым оказался повеселевший дед.
А также о том, что кофе можно было не сластить: хватило бы и речи собеседника, сплошной мёд и елей. Да милый ты мой, да дорогой ты мой человек и всё такое. И что-то в этом словесном потоке про чудеса, которые случаются и про то, что и сам он тоже того. Ну в смысле этого. Ну то есть, к чудесам причастен и творит направо и налево.
При этом уходить посетитель не спешил: мол надо ему позарез дождаться одного доктора со смешной фамилией — может, знаешь такого, милок? Олег пожал плечами: дескать, откуда мне знать, чья именно фамилия вас так рассмешила. Хотя вон стенд, на нём расписание всех наших врачей, глядите, выбирайте на похохотать.
Продолжая барботаж на тему чудес на свете, дедушка изучил написанное на стенде и малость огорчился: доктор в этот день не работал. Олег подсказал: есть телефон, по которому можно записаться и приехать в приёмный день.
Собеседник развёл руками — мол, живу далеко, ехать аж с той стороны Волги, очень уж хлопотно выходит. Вот ведь незадача. Потом задумался и просиял: дескать, ты же, мил-человек, можешь мне помочь! Передай, пожалуйста, доктору вот эту бумагу. Он должен меня помнить: было у меня однажды кровотечение, он меня тогда выручил, мы потом с ним долго про лечение разговаривали, да только я и сам справился, исцелился чудесным образом.
Тут его голос окреп, глаза заблестели, и куда только делась суета в движениях. Да, молодой человек, — сказал он, — я, изволите ли знать, могу оживлять людей! Там, где бессильна медицина, начинаются чудеса. И уж с ними — ко мне. Могу, говорит, сотворить. И творю, собственно. Даже если уже похоронили.
Олег, слегка пришибленный монологом собеседника, хотел было ввернуть про то, что-де, ошиблись вы уважаемый, поликлиникой, вам бы на Автозаводское шоссе, но все же промолчал. Не хотелось человека обижать, да и нового витка монолога тоже не хотелось. Но всё же не удержался и спросил, когда дедушка стал выдыхаться: мол, а как насчёт тех кого кремировали?
— За невыполнимые задания не берусь! — гордо ответил дед.
Пообещав передать бумагу по адресу, Олег проводил, наконец, посетителя. И, выйдя во двор, полез в карман за сигаретой: рабочий день не успел начаться, а мозг уже съеден.
Бумагу он тому доктору все же передал: обещал ведь, да и на реакцию интересно было поглядеть. Правда, доктор сумел удержать покерфейс, спросил лишь задумчиво, в пространство:
— Ну и что мне с этим делать?
— На полставки приглашать, — вырвалось у Олега, — глядишь, после вашей кандидатской и докторская следом нарисуется.
— На тему поздней реанимации инкурабельных клинических случаев? — спросил доктор. — Это можно. Осталось научно обосновать механизм чуда.
(7) Поздняя реанимация инкурабельных клинических случаев: dpmmax — ЖЖ
Journal information